Статьи

1869 - 1960

Биография

Старец Симеон (в миру — Василий Иванович Желнин) родился 1 марта 1869 года в крестьянской семье в деревне Яковлевской Островского уезда Псковской губернии. Крещен он был в храме погоста Вехнево.

Уже с детских лет Василий, под впечатлением рассказов о преподобном Серафиме Саровском, загорелся стремлением встать на иноческий путь, подражая этому великому молитвеннику земли Русской.

Определенное влияние на благодатное духовное развитие будущего инока, безусловно, оказало и его общение с известным своею прозорливостью отцом Корнилием, монахом местного Крыпецкого монастыря. Укрепилось же в отроке Василии столь доброе желание принять иноческий постриг после неоднократных посещений вместе с родителями, Иоанном и Наталией, Псково-Печерской обители.

Годам к двадцати решение об удалении от мира созрело в нем окончательно, но родители поначалу не хотели и слышать об уходе сына в монастырь. Так Василий и прожил в мечтах о Печерской обители, крестьянствуя в родной деревне, лет до 26-27, когда отец его, в конце концов, смирился с упорным стремлением сына к монашескому подвигу.

Получив благословение отца, он в 1896 году поступил в Псково- Печерскую обитель послушником. Поскольку Василий проявил здесь самый добрый нрав, природную сметку и хозяйственность, а главное, истовую любовь к нерассеянной молитве, его в 1900 году постригли в монахи с принятием нового имени Вассиан. Вскоре, в 1901 году, его рукоположили в сан иеродиакона, а в 1903-м он стал иеромонахом.

Отец Вассиан не только верно служил Богу у Святого Престола, но и нес многочисленные хозяйственные послушания: будучи ламповщиком, следил за освещением обители, столярничал, работал в саду и на пчельнике. В 1910 его временно перевели в древнюю Рождество-Богородицкую Снетогорскую обитель в Пскове (на должность эконома) для приведения в необходимый порядок монастырского хозяйства.

В 1915 году отец Вассиан вернулся в Печерский монастырь, но вскоре получил новое послушание — устройство печерского имения в Мустыщево (погост Коношин), где он на славу и потрудился, выстроив к 1921 году скит с храмом во имя святого Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, а также ряд различных рабочих помещений и братский корпус, в котором тогда поселилось около 20 человек монашествующих.

В середине 20-х годов отец Вассиан вернулся в обитель. К этому времени он принял твердое намерение просить церковное чиноначалие о пострижении в схиму. И вот в 1927 году, несмотря на некоторое сопротивление епископа Иоанна (Булина), желавшего видеть его настоятелем Псково-Печерского монастыря, отец Вассиан удостоился схимнического пострига с присвоением ему нового имени — Симеон (в честь святого Симеона Богоприимца). Сразу же после этого он назначается духовником монастырской братии и паломников.

Сознательно отказавшись от «большого бремени послушания» — настоятельства, иеросхимонах Симеон отныне почти полностью отдается молитвенному подвигу в стенах древней полуподземной кельи, где некогда спасался причисленный недавно к лику местночтимых святых печерский «схимник прозорливый» Лазарь. Здесь же, по предсказанию-благословению епископа Иоанна, поселившего отца Симеона в этой келье, ему и суждено было скончаться.

Помимо постоянного участия в богослужениях, отец Симеон продолжал по мере сил трудиться и физически — то в столярне, то в саду. Однако значительное время с той поры отдается более важному послушанию: отныне он становится советчиком-старцем для своих многочисленных духовных чад из иноков и мирян.

Отец Симеон был прост, ревнитель безмолвия, старец по дарованию от Бога — в этой простой и суровой внешней оболочке таился дивный огненный цветок любви Божией.

В 30-е годы старец Симеон обрел наконец желанный покой от внешних дел и полностью отдался внутреннему деланию. Пост иноческий, неукоснительное посещение храма Божия, постоянная Иисусова молитва, келейное молитвенное предстояние за братию и ближних, за весь православный мир, особенно же за страждущее Отечество Российское,— вот что становится отныне основным содержанием монашеского жития печерского подвижника.

После пострига в схиму отец Симеон получил гораздо больше возможностей пребывать в благодатной тиши своей кельи. У него появляется время и для чтения сочинении духоносных иноков: многие из богомудрых советов опытных аскетов древности он запоминал, кое-что выписывал. Старец хорошо знал творения преподобных Антония Великого, Иоанна Лествнчника, Варсонофия, Исаака Сирина и других великих учителей православного монашества. Часто пользовался он и такими известными сборниками аскетического характера, как «Добротолюбие», «Отечннк», «Цветник Духовный», в поисках ответов на собственные вопросы и для воспитания своей многочисленной паствы.

А число жаждавших его молитвенной помощи, укрепления и советов все более и более увеличивалось. В прихожей его древней «Лазаревской кельн» собиралось все больше людей, нередко подолгу ожидавших вызова на беседу. И все чаще и чаще приходилось старцу нести и особо трудное, и даже небезопасное в духовном смысле, послушание — отчитывание бесноватых, которое ему, как многоопытному иноку, доверило монастырское начальство. Но что было безотказным и победным его оружием над «князем тьмы»? Это строгий пост, углубленная молитва и столь всегда естественное для отца Симеона смирение.

Относительно ровное течение тогдашней монастырской жизни прервали события второй мировой войны: после нового передела Европы, произошедшего в 1939-1940 годах, Эстония, а вместе с ней и исконная российская территория — Печорский край вошли в состав большевистской Страны Советов. И хотя воссоединение Печорской земли и древнего Изборска с пусть и порабощенным тогда Отечеством было делом в национально-политическом отношении, безусловно, благим и справедливым, для местных жителей это грозило полной потерей гражданских свобод, притеснениями со стороны безбожной советской власти, а главное, подрывом христианских устоев личной и общественной жизни. Судьба же Псково-Печерского монастыря при этом становилась с внешней, мирской точки зрения и вовсе непредсказуемой.

В 20 и 30-х годах положение обители тоже было отнюдь не простым. Эстонские государственные чиновники вместе с явно проэстонски настроенным так называемым Синодом Апостольской Православной Церкви Эстонии (самочинным местным церковным образованием) постоянно мешали нормальному течению как административно-хозяйственной, так и просто монашеской жизни в «слишком русском», по их понятиям, Печерском монастыре. Обитель привыкла к давлению на нее со стороны властей, причем нередко чисто политического свойства.

Новый же поворот событий, связанный с временным установлением в 1940 году в Эстонии советской власти, грозил Печерскому монастырю полной его ликвидацией. Однако вскоре резко изменившаяся политическая обстановка отвела на время от обители угрозу ее уничтожения.

Началась война, и Печоры заняли немцы. Контакты монастырского начальства с оккупационными властями носили сугубо официальный и, понятно, довольно натянутый характер. Братия, несмотря на отрицательное отношение к атеистической советской власти, неизменно отделяла ее от подлинной России, от родного русского - пусть частью и духовно заблудившегося - народа и потому молилась по кельям о даровании победы российскому воинству.

Старец Симеон, будучи схимником и находясь в тот период как бы в полузатворе, как истинный христианин не мог равнодушно относиться к тревожным событиям тех лет. Известно, например, что весной 1944 года древние монастырские пещеры стали с его помощью тайным убежищем для русских разведчиков, по-видимому, переброшенных через линию фронта. Именно отец Симеон несколько дней укрывал их здесь, а затем помог незаметно уйти.

Через несколько месяцев немцы, готовясь к отступлению, потребовали от монастырского начальства согласия на эвакуацию всех насельников обители в Германию, причем с оформлением соответствующего официального документа. Это распоряжение было передано офицером военной комендатуры вечером, и представитель монастыря — архимандрит Никон решил затянуть ответ хотя бы до утра, сославшись на плохое знание немецкого языка и отсутствие переводчика. Офицер обещал прийти утром. И тогда вся братия собралась в Успенском храме на молитву перед ракой с мощами преподобномученика Корнилия и перед чудотворным образом Успения Божией Матери, взывая со слезами о небесном заступничестве за Дом Пресвятой Богородицы — родную Печерскую обитель. Возглавил эту длившуюся всю ночь горячую молитву отец Симеон вместе с иеромонахами Анатолием, Аркадием, Исаакнем, Серафимом и иеродиаконом Ионой, который сказал тогда: «Мы никогда не уйдем отсюда, несмотря даже на близкое пришествие «красных»; мы прежде всего монахи русского православного монастыря, и хотя и погибнем, но не уйдем отсюда, не предадим своей обители».

Отец Иона вспоминал позднее об этой скорбной ночной молитве, приведшей к чудесному избавлению монастыря от немецкого насилия: «Столь неописуемые минуты можно понять только тому, кто был смертником и потом его вдруг помиловали,— нас спасла любовь к обители и непобедимая помощь Неба, ибо Бог не в силе, а в правде».

Наутро в монастыре появился военный комендант с переводчиком, но сломить волю иноков не смог. Немецкие машины простояли у монастырских ворот три часа, однако из обители так никто и не вышел. Комендант пребывал в растерянности, ибо по плану командования предполагалось всех монахов вывезти, а монастырь взорвать.

В это время военные события стали развиваться так стремительно, что из-за начавшейся среди отступавших оккупантов неразберихи об эвакуации монастыря забыли! Момент был упущен, комендант не смог добиться ничего от иноков и, по-видимому, не отважился принять какое-либо собственное решение.

Господь, что называется, отвел столь страшную беду от печерских иноков, но самой обители продолжало угрожать разрушение. Разграбив ценности древней монастырской ризницы, фашисты решили скрыть следы преступления, попытавшись перед уходом из города взорвать ее здание (так же как и полупещерный Успенский храм и трапезную). Но по молитвам иноков во главе с отцом Симеоном и по непреложному заступничеству неизменной Хранительницы нашей, Пресвятой Богородицы Печерская обитель осталась целой и невредимой.

Вскоре Печорский край вновь воссоединился с древней Псковской землей. Но радость эта была в то же время срастворена со скорбью: в Печорах установился безбожный советский режим и начались большевистские гонения.

Однако монастырь закрыт не был. Наступившая на новой «патриотической волне» достаточно выгодная в тот момент для властей политика временного «примирения» с Церковью не препятствовала спокойному продолжению молитвенной иноческой жизни. При этом восстановление искусственно прерванных ранее связей обители с родным Отечеством и возвращение ее в юрисдикцию Московского Патриархата способствовали необычайному росту известности монастыря в послевоенной России. Прошло всего два-три года после окончания войны, а из всех уголков Русской земли в монастырь начали стекаться сотни, а затем и тысячи паломников.

Для схиеромонаха Симеона наступила пора новых пастырских трудов: он и духовный наставник, и просветитель, и многозаботливый утешитель «страждущих и обремененных» россиян, узнавших о существовании такого светильника Божия в ранее недоступном для них Псково-Печерском монастыре.

В беззаветном служении протекли те, наиболее хорошо известные нам полтора десятилетия его жизни. Пребывая уже на пороге вечности, старец теперь все силы отдавал духовному окормлению «народа Божия» — православных верующих России. К их воспоминаниям о благодатном старце в эти годы мы и обратимся в следующей части его жизнеописания.

В послевоенные годы старец Симеон продолжал жить в своей полуподземной келье. Как вспоминает один из старейших насельников обители — архимандрит Феофан (Молявка): «Жил он просто. Как войдешь в келью — прямо окно; по сторонам от него висели кресты; справа — койка, стол — слева, иконы — и в правом и в левом углах. У кровати было вделано железное кольцо, за которое старец, когда стал слаб, цеплялся своей клюкой, чтобы подняться самому с постели. Никого не беспокоил. Добрый и скромный был старец».

В прихожую перед кельей вел темноватый коридорчик-полутерраса, единственное украшение которого составляли несколько иконок да вставленный в рамку под стеклом лист с текстом от руки написанных поучений святителя Тихона Воронежского, Задонского чудотворца. Этот текст назидательного характера переписал содруг старца Симеона и его духовный сын — отец Серафим (Розенберг), подвизавшийся в монастыре с 1932 года. Келья его выходила в общий коридор с кельей отца Симеона. Здесь на скамейке нередко сидели те, кто ожидал приема у старца, а после его кончины и те, кого духовно окормлял отец Серафим. Еще года три назад лист с выписками, старый и пожелтевший, все еще висел на своем привычном месте.

Вся жизнь отца Симеона заключалась теперь только в келейной молитве, посещении храма и в старческом наставничестве. По словам одного из прежних печерских иноков, проживающего и ныне в Печорах на покое игумена Давида (Попикова), «отец Симеон имел свое постоянное место в Успенском храме, сбоку за алтарной дверью. Здесь стоял стул — в довольно темном месте: старца иногда тут даже не замечали. Кто-нибудь вдруг увидит его, шепчет батюшкам: «Отец Симеон здесь», и тут идут все приветствовать его. Умилительный был старец, достаточно мягкий».

В одном из монастырских архивных документов есть такая любопытная запись:

«Отец Симеон по принятии схимы около 30 лет служил в Успенском храме, и печеряне потому прозвали эту церковь «Симеоновой». Он всегда в алтаре у окна вынимал частицы из просфор — на проскомидии.

К. Н., будучи одно время благочинным, дерзнул прогнать батюшку с этого места в другое — туда, где престол придельного храма преподобных Антония и Феодосия.

Старец перешел, но сказал ему при этом: «Ты выгнал сейчас отсюда не меня, а тысячи душ; и за это Господь тебя накажет и на земле, и на том свете — разве если только сумеешь покаяться».

Впоследствии так и получилось — К. Н. сильно разболелся: тогда ему и предложили покаяться именно в этом грехе, но он, увы, сказал, что даже не помнит его».

Служение отца Симеона у Престола Божия действительно было молитвенным предстоянием за весь мир! Глубина же внутренних воздыханий старца перед Господом оставалась неведомой никому. Налицо перед всеми были только результаты его сосредоточенного молитвенного подвига — всегдашнее мирное устроение духа, сострадание человеческим скорбям и учительная духовная мудрость. Многие могли после встреч и бесед со старцем сказать: «Приди к духовнику с верою — и получишь рай».

Учил отец Симеон во время своих бесед с чадами самым, казалось бы, простым и известным, но необходимейшим вещам. Но как он этому учил, с какой силой убежденности, искренности, с какой отеческой твердостью! И подобно многим другим старцам, он четко определял крут обязанностей православного христианина для наследования Жизни Вечной. Вкратце их можно свести к следующим основным требованиям духовного устроения человека:

1) вера в Иисуса Христа, Сына Божия;

2) любовь к Богу и ближнему;

3) соблюдение всех заповедей Божиих;

4) причащение Святых Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа;

5) добрые дела;

6) пребывание в лоне Святой Православной Церкви;

7) искреннее и постоянное покаяние в своих грехах.

Сам следовавший этим законам христианской жизни, все более проникавший духом «в горняя» и все более сподоблявшийся Божественной благодати, старец восходит в эти годы «от силы в силу». Небесные дары Духа Святого все обильнее изливаются через него вовне. Порой казалось, само Небо присутствовало в его убогой келье, освящая и весь окружающий старца мир.

Особая сила его молитвы проявлялась не только в часы молитвенного предстояния пред Богом в келье или в храме, но и в практической, даже хозяйственной, жизни обители. В этом смысле характерен такой эпизод из монастырского повседневного быта.

В конце 40-х — начале 50-х годов, в период наместничества архимандрита Пимена (будущего Патриарха), у обители были отобраны земли, использовавшиеся под посевы и огороды. Небольшой участок под огород оставили только за монастырем. И вот на новой, никогда ранее не обрабатывавшейся земле посеяли овощи, но никаких всходов семена не давали. Не раз архимандрит Пимен приходил к батюшке Симеону и сетовал, что всходов всё еще нет. Наконец он пришел к батюшке и говорит: «Всё зазеленело».

Оказалось, все эти дни отец Симеон ходил потихоньку на огород и молился. И Господь по его молитве послал добрые всходы, а затем такой обильный урожай, что во время крестного хода на праздник Успения Божией Матери один из насельников обители, бывший агроном А. Д. даже выставил охрану, чтобы народ не потоптал грядки. Все изумлялись и благодарили Бога за такое изобилие плодов земных. Так Господь отозвался на горячие молитвы отца Симеона.

Подобное «послушание» старцу даже со стороны самой природы являлось следствием прежде всего его собственного послушания Богу, а также благоговейного отношения ко всякому творению Божию, к каждой «щепочке и травинке», по словам старца, которые он считал, пусть и малыми, но частицами безграничного и прекрасного окружающего мира — дара Творца. И тогда становится тем более понятным, сколь трепетно и отечески любовно относился отец Симеон к венцу творения — Человеку, призванному стать соработннком Самого Господа в Божественной «икономии», то есть в духовном устроении «по Христу» всей полноты нашего тварного бытия.

Многим помог отец Симеон своими духовными советами, всегда находя то, что было нужно и спасительно для каждого человека: одним давал совет, применяясь к конкретным обстоятельствам жизни, другим указывал новый путь, который только и мог привести к желанному спасению. Вот как, например, вспоминает о таком подходе старца к людям одна из его духовных дочерей, и поныне живущая в Пскове.

За ним матушка Александра приглядывала. Она была раньше где-то в ссылке, а после войны к батюшке пришла; он ее к себе и взял в помощницы. Монахиня. Жила она в городе и приходила в монастырь каждый день, готовила старцу обеды, ухаживала.

Матушка Архелая вспоминала, что «как-то раз она приехала к старцу Симеону просто поисповедаться и только. Батюшка исповедь принял и вдруг говорит: «Будешь завтра причащаться». Матушка отвечает: «Никак не могу, не готова, вчера ела скоромное — суп с молоком, недостойна я». А отец Симеон ей и говорит: «Ишь — недостойна. Вот и хорошо, что хоть нынче доходит, что «недостойна»; она, видите ли, всегда причащается «достойно»! Ну так вот завтра причастишься «недостойно». Сам-то он всегда знал: кому когда можно причаститься, а кому нет; так и благословлял».

Большое значение придавал старец нравственной чистоте христианина. Он не терпел, например, лжи, и сам никогда и никому не лгал. Скорбел даже о малейшей душевной нечистоплотности и указывал на греховность такого состояния души ближнего — пусть это и было человеческим легкомыслием или недомыслием, а не проявлением злой воли. Не слишком значительный на поверхностный взгляд случай, который произошел с келейницей старца, матушкой Александрой, стал для нее уроком на всю жизнь.

Монахиня Александра рассказывала:

«Я находилась долгие годы на послушании у батюшки — 15 лет. Однажды я торопилась домой и тут вспомнила, что дома у меня нет сахара, только что кончился. Батюшка молился в храме, просить благословения у него было нельзя, и я просто взяла из батюшкиного шкафика пачку сахара и ушла.

На следующий день я вижу, что отец Симеон чем-то расстроен и все ходит вдоль кельи, подходит к шкафику — и то откроет его, то закроет. Потом, обратясь ко мне, спрашивает: «Кто взял пачку сахара?» В шкафу сахара было еще достаточно, и я поняла, что батюшку беспокоит не исчезновение сахара, а что он взят без благословения. И покаялась, что это сделала я. На это отец Симеон сказал: «А ты знаешь, что такой поступок называется воровством? Тебе надо было попросить благословение на вынос из кельи». И дал благословение на все будущее время».

...За три дня до смерти батюшка лежал на кровати, повернувшись лицом к стенке. Там висели часы, которые в это время пробили, и на бой часов батюшка сказал: «Благодарю вас, часики, что вы верно мне служили во всю мою жизнь, и я никогда не проспал — ни к службе Божией, ни на послушание».

Затем стал он благодарить Господа и Пречистую Его Матерь, говоря: «Вы во всем мне помогали, Вы всегда были со мной — я любил Вас и святую Вашу обитель. А теперь я перехожу в неведомый мир, как-то Вы меня примете?» И зарыдал, как ребенок, и стал просить Господа, чтобы Он простил ему все грехи, содеянные им в жизни.

Долго он неутешно плакал. Присутствовавшие, слыша все это, сами плакали и свидетельствуют перед Богом об этом всеобщем покаянном плаче.

Тут же батюшка стал вспоминать, как он работал в саду монастырском и видел в каждом цветке и листочке Самого Господа и как было ему радостно жить с Господом...

...Три дня мать Александра не могла с утра вычитать молитвенного правила батюшке, так как батюшка раньше благословил ее печь просфоры.

Через некоторое время мать Александра вошла в келью батюшки и посетовала, что он в этот день не приобщился Святых Таин. На это батюшка смиренно ответил: «Да, не приобщился».

В час ночи мать Александра освободилась и спросила у батюшки благословения отдохнуть; он благословил. В 3 часа ночи она снова вошла в келью батюшки узнать, как он себя чувствует, и видит: батюшка светлый, как солнце! Он сказал: «Я уже приобщился». Мать Александра удивилась, так как никто в это время не приходил к батюшке. Видя ее удивление, батюшка и говорит ей: «Приобщился сам, а Чашу чудесным образом принесли!»

После этой ночи отец Серафим (Розенберг) каждый раз в 2 часа ночи приходил и приобщал батюшку Святых Таин.

...Перед смертью батюшка сказал: «Я теперь все распределил; теперь только осталось снять епитимью с тех, на кого я наложил».

На другой день все предстали, о которых он говорил.

Одного духовного сына из Ленинграда мать Александра спросила, как он явился вдруг к батюшке? Тот ответил: «Не знаю, как сюда попал, и не знаю, как отсюда попаду».

Сняв со всех епитимью, батюшка сказал: «Ну теперь я спокойно отойду».

На вопрос духовных чад своих, на кого он их покидает, батюшка ответил: «На Матерь Божию!» — и наставлял всех любить друг друга, прощать всем обиды, так как ненависть хотя бы к одному человеку ведет к смертному греху; и надо так прощать, чтобы человек осязательно знал, что ты простил его.

Говорил, что за дары монастырю Матерь Божия сторицей воздаст, а кто монастырское расхищает, вещами или деньгами, тому нет прощения от Господа. Образно сказал еще: «Кто на каком суку сидит, такой сук и подтачивает; сук упадет, и сам с суком тоже». Не будут прощены грехи тому, кто свою братию поносит и расточает монастырское добро. Затем сказал матери Александре: «Ничего не бери монастырского; ты скоро после меня отойдешь ко Господу — приобретай больше Духа Святаго».

По откровению от Господа батюшка ждал смерти 2 (15) января 1960 года — в день преподобного Серафима, Саровского чудотворца, но, по послушанию отцу наместнику Алипию (Воронову), умер 5 (18) января.

Отец Нафанаил, архидиакон, когда пришел к батюшке, то сказал матери Александре: «А вдруг батюшка умрет в самые дни праздников, что мы будем тогда делать?» А также, когда пришел и отец наместник Алипий, то он тоже забеспокоился об этом и говорил с батюшкой, чтобы тот попросил Господа отодвинуть смерть на несколько дней, чтобы им не погребать старца под праздник Крещения.

Батюшка и говорит ему: «Хорошо! Ты — наместник, а я — послушник: пусть будет по твоему».

Так и вышло! Батюшка умер в Крещенский сочельник, в 10 часов утра, а хоронили его через день после самого празднования Крещения.

Еще в 5 часов утра в этот день, 5 (18) января, стали приходить к батюшке паломники. Он, как всегда, сидел в кресле, так как ему в этом положении было легче дышать.

В эти часы около батюшки находилась его духовная дочь Вера Р. и поддерживала его.

Время от времени батюшка говорил, что смерть подходит все ближе и ближе к груди. Но люди все шли и шли на благословение, и он всех их благословлял.

Около 10 часов утра у батюшки голова совсем склонилась, и он при помощи Веры и матери Александры лег на кровать лицом к аналою, подложив левую руку под щеку. В это время постучали в дверь; вошли две женщины по разрешению матушки и подошли к батюшке под благословение. Батюшка положил руку на голову сначала одной, а затем и другой, глубоко вздохнул и утих.

Мать Алаксандра поняла, что это наступает смерть, загоревала тут и говорит: «Батюшка умер». Богомольцы же все еще предполагали, что у батюшки сердечный приступ или он уснул. Но, увы, он был уже мертв...

Все почувствовали одновременно и скорбь и радость: радость же о том, что обрели еще одного молитвенника за всех у Престола Божия.

В монастырских архивах сохранился рассказ и о том, как удивительно быстро и вовремя собрались на погребение отца Симеона все любившие его духовные чада.

«...Замечательно, что многие духовные дети батюшки, находясь за несколько сотен километров от Печор, в тот же день и час его смерти почувствовали, что на земле уже нет батюшки.

Одной его духовной дочери 3., бывшей в то время на курорте, 18 января Ангел указал путь батюшки на небо.

Другую духовную дочь его, находившуюся в храме, во время пения «Ныне отпущаеши» посетила мысль, что батюшка тяжело болен и в церковь не пошел и что ему, наверное, Ангелы поют «Во Иордане крещающуся...» — об этом она поведала другой духовной дочери батюшки, стоявшей с нею рядом. И тут же они узнали, что батюшка умер.

И у той и у другой были тяжелые семейные обстоятельства, но им чудесным образом удалось поехать на погребение. Приехав в Печоры, они сразу пошли в келью батюшки и услышали, как среди находившихся в ней шел такой разговор, что перед смертью батюшка говорил, как к нему пришли Ангелы и пели.

...Одна его духовная дочь была у него (незадолго перед кончиной) на праздник Рождества Христова. Он ей сказал, что скоро умрет и больше они здесь не увидятся. Она заплакала о том, что не будет знать, когда он умрет, и не придется ей быть на его погребении. На это он ей ответил: «Не плачь, придешь последняя...»

Так и случилось — она действительно чудесным образом успела на погребение. Когда узнала о смерти батюшки, то сразу пошла на вокзал, чтобы поехать в Печоры: это был уже третий день, откладывать поездку было нельзя. На вокзале в кассе билетов на Псков оставалось только четыре, и кассир сказала, что продала ей последний билет, и добавила, что в эти два дня масса людей едет хоронить какого-то старца и что все предъявляют телеграммы или со слезами объясняют причину скорби и срочный отъезд в Печоры.

Так чудесным образом были собраны его духовные дети — на погребение глубокоуважаемого и чтимого батюшки отца Симеона.

...Отпевание было совершено 8 (21) января при многолюдном стечении молящихся со всех концов России. У всех вместе со скорбью на душе была светлая Пасха; чувствовалось, что не оставлены мы, грешные, сиротами, а обрели большого молитвенника пред Богом за нас».

Отпевание почившего старца было совершено по монашескому чину в четверг 21 января собором 40 священнослужителей при пении двух хоров певчих. Возглавлял заупокойное служение наместник Псково-Печерского монастыря игумен Алипий. По окончании богослужения духовенство с пением «Святый Боже» и под мощный трезвон колоколов вынесло гроб из храма в пещеры, где он был установлен на месте, приготовленном самим старцем за несколько лет до его кончины. До самого вечера верующие подходили к пещере, чтобы еще раз взглянуть на гроб своего духовного отца, поклониться ему и совершить молитву о упокоении его души

Проходят годы, а присноблаженный угодник Божий, старец Симеон становится все ближе и дороже нам, даже тем, кто и не знал его лично. Мы с великой духовной пользой для себя узнаем все новые и новые сведения о его подвижнической жизни и верим, что имя его уже никогда не изгладится со страниц летописи псково-печерского иночества: ведь недаром в Священном Писании сказано о таких боголюбивых праведниках, как отец Симеон, что «премудрость их поведет людей, и похвалу их исповесть церковь» (Сир. 44, 14).

 
Авторы: Ю. Г. Малков, П. Ю. Малков
Из книги: «У пещер Богом зданных. Псково-Печерские подвижники благочестия ХХ века»