Статьи

1932-2019

Он три четверти своей трудовой биографии занимал должность заместителя по проектным работам Генерального конструктора Куйбышевского (ныне Самарского) предприятия ЦСКБ Дмитрия Ильича Козлова. Понятно, что в силу этой должности он все эти годы был «совершенно секретным» сотрудником. Во всяком случае, ни говорить о своей работе, ни тем более называть кому-либо свое предприятие в советское время он попросту не мог. Лишь на склоне лет атмосфера секретности в нашей стране пошла на убыль, и не так давно Георгию Евгеньевичу Фомину разрешили рассказать кое-что о «делах давно минувших дней» (рис. 1).

Особо секретное задание

Он родился 1 сентября 1932 года в глухой деревне Михайловка Ржаксинского района Тамбовской области. «Малая родина» Жоры Фомина находилась в тридцати километрах от железнодорожной станции, в двух километрах от начальной школы, в семи - от школы семилетней, а до средней школы нужно было преодолеть по бездорожью еще тридцать километров.

Несмотря на такую глухомань, после окончания семилетки целеустремленный парень Георгий Фомин простился с семьей и отправился в райцентр - получать среднее образование. С полученным в 1950 году аттестатом зрелости он сумел поступить в Московский авиационный институт, который с блеском закончил, получил диплом инженера-электромеханика по вооружению самолетов. По распределению он приехал в Куйбышев, на то самое предприятие, которое в 50-х годах называлось завод № 1 имени Сталина, а впоследствии получило имя «Завод Прогресс» (рис. 2).

- В апреле 1956 года с новеньким дипломом в кармане я пришел в заводской отдел кадров, откуда меня направили в цех № 17. Это была летно-испытательная станция (ЛИС), где вся продукция завода проходила окончательную проверку. Тогда на предприятии изготавливали ставший впоследствии легендарным бомбардировщик Ту-16. Меня поставили вначале технологом, потом - мастером по вооружению. После того, как я проработал здесь два года, предприятие получило новое, особо секретное задание страны (рис. 3-5).

Это произошло в конце января или начале февраля 1958 года, когда по заводу вдруг пошли слухи о том, что в скором времени у нас произойдут большие перемены, и предприятие перейдет на выпуск новой продукции. Я, как и подавляющее большинство заводчан, тогда не был посвящен в истинные планы руководства, и потому полагал, что мы будем делать новый вид самолета. Это вроде бы подтверждалось тем фактом, что в 1957 году на заводе № 1 были изготовлены и переданы для государственных испытаний три самолета конструкции Лавочкина («изделие 250»), отличавшиеся изумительно красивой аэродинамической формой, и, самое главное, достигавшие в полете сверхзвуковых скоростей.

Такое мое неведение продолжалось до начала апреля 1958 года, когда приказом директора завода Виктора Яковлевича Литвинова был образован новый цех № 15 – сборочно-испытательный (рис. 6).Территориально он разместился на месте цеха № 12, где до этого собирались самолеты Ту-16. При этом оборудование для сборки самолетов было перебазировано в другой корпус, где спустя некоторое время его вновь смонтировали, и на нем опять же продолжилась сборка самолетов Ту-16, хотя и в меньшем количестве, чем на старом месте. А во вновь созданном цехе № 15 приказом директора были образованы участки сборки центрального блока, боковых блоков и хвостовых отсеков для всех блоков ракеты, а также контрольно-испытательная станция (КИС) для автономных и комплексных пневмо-гидро-электрических испытаний блоков ракеты и окончательной выдачи «путевки в жизнь» каждому изделию.

Начальником цеха № 15 был назначен М.Г. Перченок (до этого – начальник цеха № 17, или ЛИС), его заместителем – А.Я. Леньков, ранее работавший начальником цеха № 12. Начальником КИС стал Е.Н. Одинцов, которой до этого был заместителем начальника цеха № 55 – цеха входного контроля радиоэлектронной, электромеханической и электрической бортовой аппаратуры самолета Ту-16. Начальниками смен в КИС пришли А.М. Солдатенков и Е.А. Бубнов. Руководителями бригад испытаний ракетных блоков и всей ракеты в целом назначили молодых инженеров из цехов № 17 и 55. В их числе были Н.И. Полунин (система управления), Е.А. Болотов (телеметрия и анализ телеметрической информации), Н.С. Шурапов (радиосистемы), А.А. Хохлов (система опорожнения баков), С.А. Ендуладзе (автомат подрыва ракеты). Что касается меня, то я был назначен руководителем бригады испытаний двигателей и пневогидрооборудования. Костяк рабочих на участках сборки составили высококвалифицированные слесари, электрики и испытатели из цехов №№ 12 и 17.

После получения приказа о новом назначении нас всех собрали в заводоуправлении и рассказали, какую именно технику в дальнейшем будет выпускать наше предприятие. Первоочередными задачами, которые перед нами тогда поставили, были следующие. Во-первых, нас должны были направить на переобучение в подразделениях ОКБ-1 и на заводе № 88 в Подлипках (ныне это город Королёв Московской области). Во-вторых, на заводе № 1 одновременно с нашей переподготовкой начиналось срочное переоборудование многих цехов под выпуск ракетной продукции. При этом все мы, мягко говоря, были ошеломлены услышанным, но в то же время открывшиеся перспективы придали нам энтузиазма и энергии (рис. 7).

Около полугода работники КИС в полном составе проходили обучение в Подлипках. Мы прослушали общий курс основ ракетной техники, изучили нормативно-техническую документацию ракетной отрасли (она значительно отличалась от той, которая действовала в самолетостроении), познакомились с общими рабочими материалами по ракете 8К71 (она же Р-7). Наконец, мы детально изучили ту документацию, по которой каждому из нас предстояло работать в должности, занимаемой на заводе № 1. По всем этим четырем дисциплинам мы сдали зачеты, что было обязательным условием для допуска каждого из нас к работе на ракетном производстве.

В последующие месяцы мы уже на практике осваивали ракетное производство в цехах подлипкинского завода № 88, причем непосредственно на тех же самых рабочих местах и в тех должностях, на которые мы должны были уже ближайшее время работать на заводе № 1 в Куйбышеве. Вначале мы были стажерами, а затем, спустя 3-4 недели, уже приступили к самостоятельной работе в одной смене с нашими московскими коллегами. Вот так, в процессе прохождения полного курса теоретического и практического обучения, нас подготовили к работе на ракетном производстве завода № 1.

Задание Родины выполнили

- В конце августа 1958 года, - продолжил Георгий Евгеньевич, - все мы вернулись с этой стажировки домой. К тому моменту бывший цех № 12 уже было не узнать. Полы, стены, антресоли, фрамуги – все блестело от свежей краски и лака. Как сейчас бы сказали, в помещении сделали полный евроремонт. К тому же все руководящие работники цеха и все КИСовцы ходили в белых халатах и белых шапочках, мастера сборки – во всем синем, а представители рабочего класса – в прекрасно сшитой рабочей форме бежевого цвета и таких же беретах, словно в отделении хирургии. Сборка ракет к тому моменту шла уже вовсю.

Что же касается нас, прибывших со стажировки из Подлипок, то все мы сразу же приступили к монтажу испытательного оборудования, доставленного в КИС из Москвы, Харькова, Химок, а также из других цехов нашего завода. Работа эта была очень срочная, и сборщики нас все время подгоняли, потому что к концу года заводу нужно требовалось сдать государственной комиссии два уже полностью готовых изделия. Так что к моменту поступления в КИС первого ракетного блока все необходимое контрольное оборудование здесь находилось в полной готовности.

Самыми трудными были последние недели 1958 года. Для того чтобы сдать в срок первое ракетное изделие нашего завода, мы в это время работали не просто круглосуточно и без выходных, а по-настоящему переселились в помещение цеха, и жили здесь, как дома, особенно в течение последних 20 дней перед сдачей изделия. Для этого на наших рабочих местах были расставлены раскладушки, все мы принесли сюда свои личные туалетные принадлежности, и к тому же в цехе круглосуточно работал буфет. Каких-то кулинарных изысков и деликатесов в нем не было, но тем не менее здесь всегда можно было подкрепиться бутербродами с колбасой, сыром или маслом, горячим чаем, лимонадом или томатным соком.

Директор завода № 1 Виктор Яковлевич Литвинов и заместитель Главного конструктора ОКБ-1 Дмитрий Ильич Козлов два раза в сутки проводили оперативки в кабинете начальника цеха, на которых они подбивали итоги уже сделанного, после чего выдавали новые сменные задания каждому участку с указанием конкретных работ, которые необходимо было выполнить до следующей оперативки. График выполнения этих работ расписывался даже не по часам, а буквально по минутам, и при этом всегда указывалось, какое денежное вознаграждение получит инженер или рабочий за выполнение задания качественно и в срок. В результате такого метода стимулирования производственного процесса все мы к Новому году получили очень большие по тем временам деньги, чем немало порадовали своих родных, которые, конечно же, очень переживали за наше отсутствие дома в течение многих недель.

Чтобы сейчас понять все значение той громадной работы, которую коллективу завода пришлось проделать в 1958 году, следует сказать: до этого никто и никогда в мире в столь сжатые сроки не занимался переводом крупного промышленного предприятия с авиационного на массовое ракетное производство. Какими сжатыми были эти сроки, говорит хотя бы тот факт, что в феврале 1958 года, когда Дмитрий Ильич Козлов приехал на предприятие, здесь все еще полным ходом продолжался выпуск самолетов. А в конце декабря того же года (всего через 10 месяцев после начала реорганизации) в цехах завода № 1 уже были собраны, проверены и подготовлены к отправке на полигон Тюратам (ныне Байконур) две новые ракеты Р-7, одна из которых в феврале 1959 года успешно вышла на орбиту. Сейчас ни один серьезный производственник не поверит, что в такое короткое время можно полностью перепрофилировать хоть какое-нибудь крупное предприятие (рис. 8-12).

Свидетель истории

Начальником группы испытаний двигательных установок на заводе № 1 Фомин после этого проработал до февраля 1960 года, когда его пригласили в только что образовавшийся отдел № 25 куйбышевского филиала ОКБ-1, которым руководил Дмитрий Ильич Козлов. А Георгий Евгеньевич пришел сюда на должность ведущего инженера по испытаниям ракет, потом стал начальником сектора, потом заместителем начальника отдела.

Уже тогда Фомину приходилось довольно часто ездить на испытания, проводившиеся на полигоне под названием Тратам. Всемирно известным космодромом, получившим имя Байконур, этот полигон стали называть только в середине 60-х годов.

О памятном дне 12 апреля 1961 года Георгий Евгеньевич потом вспоминал с легкой дрожью в голосе:

- В тот день я был на полигоне, но при этом не принимал непосредственного участия в гагаринском запуске. Тогда здесь был настолько строгий режим секретности, что, даже находясь на Байконуре и будучи в дружеских отношениях со многими работниками королёвского ОКБ-1, которые готовили гагаринский старт, мы все равно до последнего часа не знали, что уже скоро в космос полетит первый в мире человек.

Утром 12 апреля, около 9 часов, командир части, в которой мы готовили нашу боевую ракету, построил весь личный состав и сказал, что сегодняшний день мы все должны запомнить, как самый главный день в своей жизни. Только после этого он объявил, что сегодня, где-то минут через 15, с площадки номер два планируется пуск ракеты-носителя с человеком на борту. До момента пуска всем было велено никуда не расходиться.

Прошли эти 15 минут, и командир приказал нам всем выйти на возвышенность и «смотреть вон в ту сторону». Хотя от нас до места пусковой площадки «Востока» было довольно далеко, старт ракеты и ее уход в небо все прекрасно видели. Правда, в те минуты мы еще не в полной мере осознавали, что стали свидетелями одного из величайших событий в истории человечества. Осознание этого факта пришло лишь после того, как вся наша команда услышала по радио сообщение о благополучном приземлении первого космонавта в «заданном районе на территории Советского Союза». Всё тот же командир боевой части опять нас собрал и объявил, что в космос отправился старший лейтенант Гагарин Юрий Алексеевич, а приземлился он уже в звании майора (рис. 13-17).

Битва за Луну

С начала 60-х годов работы завода «Прогресс» и Куйбышевского филиала ОКБ-1 в значительной степени были связаны с разработкой лунной ракеты Н-1. Хотя общее руководство осуществлялось со стороны королёвского КБ, куйбышевцы тоже выполняли большой объем конструкторских работ. При этом Г.Е. Фомину, как руководителю-проектанту, была передана часть этих работ по ряду блоков. В частности, его сотрудники занимались определением нагрузки на приборы, устанавливаемые на этих блоках.

Вот что об этом рассказывал сам Г.Е. Фомин.

- Ракета Н-1 создавалась специально для посещения Луны человеком. Она состояла из трех блоков - А, Б и В, на которых устанавливались двигатели, разработанные в куйбышевском КБ Н.Д. Кузнецова. На первой ступени (блок А) стояло 30 двигателей НК-33 с тягой 150 тонн каждый, на второй ступени (блок Б) – восемь таких же двигателей, а на третьей ступени - четыре двигателя. Стартовая масса ракеты достигала 2700-2800 тонн. Сколько топлива нужно для такой махины? Если все перевести на железнодорожные 60-тонные цистерны, то это был бы целый состав из 40 цистерн. Высота Н-1 вместе с лунной станцией - 105 м, то есть вдвое больше, чем у ракеты Р-7.

Эти три ступени должны были вывести на орбиту вокруг Земли полезный груз, в состав которого входили два разгонных блока Г и Д, лунный орбитальный корабль (ЛОК) и лунная посадочная кабина (ЛПК). Разгонный блок Д, разработанный в королёвском ОКБ-1, обеспечивал перевод корабля с траектории полета к Луне на селеноцентрическую орбиту. Затем от корабля должна была отделиться лунная посадочная кабина с экипажем, которая и совершала посадку на поверхность нашего спутника. После взлёта с Луны ЛПК приближалась к лунному орбитальному кораблю (ЛОК) и стыковалась с ним. Экипаж переходил из ЛПК в ЛОК и возвращался на землю.

Но на Луне мы, как известно, так и не побывали. Тем не менее работа над Н-1 оказалась важнейшим жизненным этапом для огромного количества учёных, технических специалистов, простых рабочих. Руководитель Куйбышевского филиала ОКБ-1 Дмитрий Ильич Козлов в 60-х годах был неимоверно воодушевлен этим проектом, он буквально горел этой работой, считал ее главной задачей как для С.П. Королёва, так и для себя.

Что касается меня, то в 60-х годах Козлов перепоручил мне многие работы по Р-7, но в то же время и работу по проектированию блока Г для лунной ракеты. Сам же он тогда почти целиком занимался только проектом Н-1. По заданию министерства к этой работе также было подключено большое количество заводов, расположенных в Куйбышеве и Сызрани, а в мы в ЦСКБ вели по этим разработкам всю соответствующую документацию. При этом Дмитрию Ильичу предстояло решать массу координационных вопросов – например, по чистоте топливных баков и магистралей трубопроводов. Много споров было с КБ Н.Д. Кузнецова, но они всегда конструктивно решались.

Когда мы завершили разработку блока Г, он оказался килограммов на 300 тяжелее, чем были записано в задании королёвского ОКБ. Проблему нужно было срочно утрясать. А у Козлова в кабинете стоял аппарат связи ВЧ. Он при всех сообщил Королёву о превышении веса, и мы все по громкой связи услышали критику нашего блока Г прямо из уст Сергея Павловича. Претензии им высказывались довольно серьезные, но при этом монолог Королёва звучал очень убедительно. В тот же день Д.И. Козлов поручил мне отправиться к Королеву лично, наметив план мероприятий по достижению необходимого результата. Нужно было работать над уменьшением массы, или, выражаясь специфически, «грызть металл». Я немедленно отправился в столицу, и там в окружении специалистов ОКБ-1 изложил наше видение дальнейшей работы. Мы спорили, обсуждали, думали, и в итоге в споре, как всегда это бывает, родилась истина. Проблема была оперативно решена.

Есть мнение, что если бы Королев не ушел из жизни так рано, то работа по Н-1 была бы доведена до конца. Нет, я считаю, что это не совсем верное суждение. К тому времени, когда наша работа вошла в завершающую стадию, американцы уже побывали на Луне, и вокруг неё в определенной степени ажиотаж спал. В итоге практически завершенный проект по Н-1 был свернут (рис. 18-24).

Другой вопрос: если бы С.П. Королёв прожил дольше, то тогда на куйбышевских заводах остались бы хоть какие-то фрагменты от этой ракеты. И потом можно было её восстановить, так как это всё же была хорошая ракета-носитель для определенной полезной нагрузки, и часть наработок по Н-1 могла быть в дальнейшем востребована. Я убежден, что при жизни Королева у СССР была бы ракета тяжелого класса, с массой полезной нагрузки 25 тонн, а так же другая ракета среднего класса - 11 тонн, и стране не нужно было бы заново разрабатывать очень дорогостоящий носитель «Энергия», который по своим параметрам во многом совпадал с Н-1. И при этом нужно признать, что «Энергия» уже после её создания практически никак не была использована, потому что к концу 80-х годов для неё уже не существовало реальных задач. На Луну в то время мы лететь не собирались, как не собирались и доставлять на орбиту какие-либо другие грузы такой огромной массы. В итоге и сам носитель «Энергия», и созданный под него корабль многоразового использования «Буран», и стартовая площадка для этой ракеты на Байконуре оказались заброшенными и фактически стали мёртвым балластом для страны (рис. 25-29).

Наш ответ «звёздным войнам»

В 1976 году президентом Соединенных Штатов Америки стал Джимми Картер, который после своего прихода к власти почти сразу же взял курс на отказ от основных положений договора ОСВ-1 и на усиление американского военного присутствия в космосе. А пришедший ему на смену в 1980 году новый президент США Рональд Рейган еще более усилил напряженность между нашими странами, провозгласив программу «Стратегическая оборонная инициатива» (СОИ) с элементами космического базирования (рис. 30, 31).В средствах массовой информации этот проект получил название «План звездных войн». Принятие его американской администрацией фактически означало, что военное противостояние двух мировых сверхдержав вышло на принципиально новый – космический уровень, тем самым вплотную приблизив человечество к страшной угрозе третьей мировой войны.

Международная обстановка заставила руководство СССР искать эффективные пути противодействия проектам заокеанских «ястребов». Согласно ныне рассекреченным планам руководства Советского Союза тех лет, одним из главных противовесов программе «звездных войн» должны были стать разработки специалистов куйбышевского предприятия ЦСКБ. Здесь ещё с 1979 года, велись работы по созданию конструктивно-компоновочной схемы и аппаратурной базы принципиально нового космического комплекса (КК), в документации получившего название «Сапфир» (рис. 32-37).

Работа над этим комплексом в 1981 году стала для ЦСКБ одним из главных направлений деятельности. Предполагалось, что на основе этих разработок будет сформирована долгосрочная программа развития предприятия до 2000 года. Согласно этой программе, космическая система многоцелевой разведки «Сапфир-К» должна была стать эффективным противовесом американскому проекту СОИ, обеспечив при этом решение четырех групп целевых задач. Первая из них - планово-периодическое наблюдение за земной поверхностью, систематический сбор специальной информации о стационарных объектах вероятного противника и о районах сосредоточения военной техники. Эта же группа спутников должна была заниматься исследованием природных ресурсов Земли. Вторая задача - оперативное глобальное наблюдение, включающее в себя контроль динамики функционирования стационарных военных объектов на обширных районах земного шара, в зависимости от складывающейся здесь военно-политической обстановки, а также контроль над мобильными носителями ядерного оружия. Третьей задачей назывался оперативный контроль над локальными районами кризисных ситуаций, а четвертой - глобальное картографирование.

Проект создания космической системы «Сапфир» был утвержден 20 ноября 1981 года на совместном совещании шести союзных министров (обороны, общего машиностроения, оборонной промышленности, электронной промышленности, промсвязи и химической промышленности). На совещании министры приняли решение перевести тему космической системы «Сапфир-В» из разряда научно-исследовательских работ (НИР) в разряд особо важных государственных разработок, с представлением в упомянутые министерства всех технических предложений по программе в 1982 году. При этом головным разработчиком по космической системе «Сапфир-В» было определено куйбышевское предприятие ЦСКБ Министерства общего машиностроения СССР.

В работах по созданию космических аппаратов комплекса «Сапфир» активное участие принимал также и Г.Е. Фомин, который об этом сказал следующее:

- Общий экономический спад, постигший нашу страну в конце 80-х – начале 90-х годов ХХ века и вызвавший резкое снижение финансирование космических программ, не мог не сыграть отрицательную роль в судьбе проекта «Сапфир». Тем не менее при подготовке этих объектов к серийному производству мы вовсе не остановились на стадии конструкторских разработок. В конце 80-х годов уже были готовы полномасштабные космические аппараты для проведения статических, динамических и тепловых испытаний. Изготовлены и поставлены к нам на завод крупногабаритные телескопы для технологического и летного космического аппаратов, а также очень много комплектующих деталей и оборудования. Правда, работы по созданию высокоскоростной радиолинии, бортовой вычислительной машины и силовых гироскопов шли с некоторым отставанием, но это нетрудно было наверстать.

Поэтому я считаю, что даже в тех условиях ЦСКБ вполне могло довести до конца работы по проекту «Сапфир». Однако в условиях конъюнктуры того времени предпочтение решили отдать «Орлецам» и «Цирконам», на создание которых и были брошены все материальные ресурсы и финансовые средства, ранее выделенные на работы по «Сапфиру», и в результате этот проект в конце 80-х годов совершенно незаслуженно оказался отодвинутым на второй план. А события последующих лет, и в первую очередь перестроечные процессы и распад Советского Союза так и не позволили завершить этот грандиозный по масштабам проект, намного опередивший своё время (рис. 38-44).

Впоследствии Георгий Фомин участвовал в разработке ряда других ракетных изделий, в том числе в разработках секретных наблюдательных спутников, которые собирались в стенах ЦСКБ. За свою работу он был удостоен множества орденов и медалей, в том числе Ордена Трудового Красного знамени, Ордена Ленина, Ордена Октябрьской революции и других советских наград. Российский орден «За заслуги перед отечеством» 3-й степени ему вручил Президент РФ Борис Николаевич Ельцин в Георгиевском зале Кремля в 1996 году (рис. 45-53).

Ныне Георгий Евгеньевич Фомин находится на заслуженном отдыхе, на который он вышел в 2005 году, и проживает в городе Самаре (рис. 54-73).

Валерий ЕРОФЕЕВ.