Статьи

1921-1999

Биография

Генерал-майор в отставке Верижников Б.С. был награжден Золотой Звездой Героя Советского Союза, Орденами Ленина, Красного Знамени, Александра Невского, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды,  «За службу Родине в ВС СССР» 3-й степени, а также медалями.

Борис Сергеевич родился 4 марта 1921 года. Со школьных лет мечтал стать певцом. Баритоном он обладал редкостным, и потому в армии был переведен из караульной роты в полковой оркестр. Но война вернула юношу в матушку-пехоту. Дважды за годы ВОВ батальон гвардии капитана Верижникова использовал дерзкую тактику – совершал переправы, смешавшись с отступавшими немцами и продолжая громить их на противоположном берегу – через украинскую реку Ингул и польскую Вислу. Что это – отвага, удаль, лихость, или – хладнокровный расчет, учитывавший панику врага и веру в своих героев-бойцов?

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ 
Б.С. ВЕРИЖНИКОВА

...Восемнадцати лет от роду я окончил одну из московских средних школ и был призван в армию. Служил в караульной роте при курсах младших лейтенантов в городе Кинешме. О военной карьере даже не помышлял. Было у меня в юности другое увлечение: я любил петь. Умный командир догадался послать меня туда, куда я стремился – в военный хор. Мне сказали, что у меня хороший голос – баритон, и я готов был петь с утра до ночи. С августа 1940 года и до самой войны я служил в 537-м стрелковом полку в полковом оркестре города Горького. Но война есть война, и вскоре стало нам не до художественной самодеятельности: у командования возникли другие планы на наш счет.

С началом войны я был направлен во Владимирское пехотное училище, которое закончил в ноябре 1941 года, а затем – в Московскую дивизию народных ополченцев командиром пулеметного взвода. Дивизия занимала оборону на западной окраине Москвы, и нам суждено было принять участие в контрнаступлении в Калининской области. В одном из боев под деревней Островня я был ранен и три месяца находился на лечении в городе Осташкове. Вот тут, уже почувствовав себя выздоравливавшим, я пел сколько хотел, и друзьям моим, раненым, это было приятно. Они любили меня за песни: ведь в песне изливается русская душа.

После госпиталя я вновь попал в свой любимый 3-й мсб – мотострелковый батальон. Позже мне не раз встречались и солдаты, и офицеры, которые уверяли, что дивизия их – лучшая, а уж мсб – тем более самый лучший и в дивизии, и в полку.

При окружении Сталинградской группировки я, будучи уже заместителем командира 3-го мсб, снова был ранен и месяц лежал в госпитале в деревне Озерки, после чего опять прибыл в свой полк. А вернуться в свой полк – это для солдата радость! Мы все были тогда как братья. Обнимались, пили свои «ворошиловские» сто граммов и, конечно, пели, когда выдавались недолгие часы отдыха, ведь жизнь наша пехотная на волоске от пули. И гитару для меня каким-то чудом находили, и гармонь...

В этом полку в качестве командира 3-го мсб я и участвовал в боях за освобождение Украины. Боев было много, жестокие бои, однако настроение у нас, вояк, было совсем не то, что в начале войны. Победа уже маячила впереди. Мы теперь умели воевать по-настоящему. Из множества эпизодов мне особенно запомнились два, когда нам удалось, воспользовавшись паникой среди отступавших немцев, смешаться с ними, переправиться вместе с их частями на тот берег, занять там плацдарм и удерживать его до подхода главных наших сил.

Первый случай был весной 1944 года. Наша 8-я гвардейская армия преследовала разбитые части пехотной армии. Под вечер наш командир подполковник Курносых поставил моему батальону задачу: в качестве авангарда полка преследовать противника в общем направлении Баштанка – Новая Одесса, к утру следующего дня захватить переправу на реке Ингул и удерживать ее до прихода главных сил полка. Пока другие батальоны нашего полка отдыхали после дневных боев, я построил свой 3-й мотострелковый батальон, и мы тронулись в путь. Шли всю ночь. Справа, параллельно нашему маршруту, протекала река Ингул. Переправиться через эту речку было невозможно, хотя она сама была не широкая – метров двадцать, но пойма ее, шириной до 1 км, была заболочена.

На рассвете впереди раздались выстрелы. Разведка доложила, что там, в деревушке, противник занимает оборону. Я быстро развернул батальон в боевой порядок. Справа у реки Ингул – 7-я рота, в центре – 8-я и слева – 9-я рота. По сигналу все они двинулись на противника. Но, к сожалению, атака была отбита. И только 7-й роте удалось выдавить противника с высотки на берегу Ингула. Когда я выдвинулся туда, передо мной открылась следующая картина. Впереди белела маленькая деревушка. Вся она была забита повозками. С юга и востока подходили к ней еще вереницы повозок. В это время все украинские дороги из-за тамошнего знаменитого жирного чернозема были непроходимыми для автотранспорта. Поэтому немцы, так же, как и мы, передвигались пешком и на повозках.

От центра деревни на тот берег проходила дамба, и по ней сплошным потоком отступала немецкая пехота. Обидно было видеть, как спокойненько они отходят, а мы не можем их задержать. Тогда я, увидев командира взвода ПТО и оставшуюся у него сорокапятку с двумя снарядами к ней, быстро принял решение. Вмиг мы выкатили орудие на высотку и ударили по дамбе. Движение на ней прекратилось. На дамбе осталось лишь несколько повозок и один автобус. В это время немецкие автоматчики стали отходить к деревне, и наши солдаты пошли вперед. Немцы не стреляли, наши – тоже.

Когда мы подошли к первым повозкам, то увидели, что сидят в них очень пожилые солдаты, мы их звали «тотальные» (их выгребли под всеобщую «тотальную» мобилизацию), в руках у них были карабины. «Тотальные» удивленно смотрели на нас, мы – на них. Никто не стрелял. Им явно было неохота ввязываться в бой. Учитывая их настроение, я дал команду батальону: смешавшись с немцами, по дамбе переправляться на тот берег, и пошел первым. Здесь я увидел жуткую картину. Очевидно, когда мы подходили к этой деревушке, немцы организованно переправили по дамбе свои подразделения, в первую очередь пехоту, затем повозки. Но наши два выстрела сыграли для них роковую роль. Началась паника. Все устремились к дамбе, с нее стали сбрасывать людей, лошадей с повозками. Образовалась непроходимая пробка, и немцы поняли, что они обречены.

Мне и моим трем разведчикам, смешавшимся с немцами, с большим трудом удалось преодолеть эту пробку, и мы двинулись по дамбе вперед. Когда я подошел к автобусу, в котором сидели раненые немцы, с того берега вдоль дамбы ударил пулемет. Мы залегли, я оглянулся – моих солдат не было видно. Ситуация сложная. Но тут я увидел, как трое немецких пулеметчиков поднялись и побежали догонять отходящую колонну пехоты немцев. Очевидно, им нельзя было долго стрелять в нас: они могли поджечь автобус и невольно добить своих раненых.

Вскоре показались мои солдаты, и мы все вместе вышли на тот берег. Я связался по рации с командиром полка, доложил обстановку и получил приказ преследовать противника дальше. Оставив у дамбы два пулеметных расчета и немного передохнув, батальон снова тронулся в путь. Позже я узнал, что в этой деревушке было захвачено в плен более тысячи гитлеровцев, а также около тысячи повозок с лошадьми, где было немерено боеприпасов, продовольствия и трофеев, награбленных у мирного населения. Многие солдаты и офицеры нашего батальона были награждены медалями и орденами, я же как командир батальона получил орден Александра Невского.

Второй случай произошел 1 августа 1944 года. Наш любимый 3-й со своим запевалой и со своим «потешалой», разведчиком-хохмачем, действуя в качестве передового отряда дивизии, преследуя отступающих немцев, ночью настиг их у главной польской реки Вислы, севернее города Магнушева. Как раз в это время пошел дождь. Видимость стала паршивая, особенно перед рассветом. Фрицы, закрывая лица от дождя, молча спешили как можно скорее перебраться по наведенной их саперами переправе на западный берег реки.

Я вспомнил дамбу через Ингул и подумал: «А что, если нам, как и тогда, на Ингуле, молча двинуться вслед за ними на тот берег? У нас ведь своих переправочных средств нет. А эту переправу они сразу снимут. И тогда нам будет очень трудно переправляться, да, возможно, и под огнем... Рискнем – будь что будет!» И дал команду: продолжать движение за немцами. Все получилось как нельзя лучше. Через четверть часа мой батальон оказался на левом, западном берегу Вислы. Мы сразу свернули влево, в овражек.

Я снял свои громко хлюпавшие сапоги и, присев на кочку, вылил из них воду. А потом, прогнав дрему, накопившуюся от нечеловеческой усталости, я вдруг окончательно понял всю значимость этого события: да мы же на западном берегу Вислы! Это – сказочная удача! Я тут же радировал об этом своему командиру полка подполковнику Курносых:

– Догнал немцев у реки Вислы и вместе с ними, на их хвосте, переправился на ее западный берег.

– Поздравляю! – ответил он. – Закрепляйтесь и удерживайте переправу до подхода полка.

Я дал команду своим ребятам зарываться в землю и взять переправу под свою охрану. Словом, мы со своими бойцами сумели захватить важнейший Магнушевский плацдарм и удержать его до подхода главных сил дивизии. За это мне – тогда уже командиру батальона и первому солдату, ступившему на польский берег, – было присвоено звание Героя Советского Союза. А было мне от роду 23 года! И так хотелось дожить до Победы, увидеть маму!..

В октябре 44-го меня направили на курсы «Выстрел» под Москву. Но при всей моей любви к пению мне тогда и в голову не пришло уйти из армии под предлогом учебы на артиста, например! В 1946–1949 годах я пошел учиться, но в Академию имени М.В. Фрунзе. И хоть война уже кончилась, специальность я себе выбрал навсегда военную, и только в компании иногда пел под настроение...

+   +   +

Скончался Борис Сергеевич Верижников 6 января 1999 года, похоронен в Москве, на Ваганьковском кладбище.

Подготовил 
Евгений ПОЛЕВОЙ

Источник: сайт «Герои страны» 
(http://www.warheroes.ru)